74Схиигумен Авраам Рейдман - о посте и воздержании в вопросах и ответах
Вопрос. У меня охлаждение ревности часто доходит до того, что не помогает ничто, кроме откровения помыслов. В это время и понуждать себя к молитве почти невозможно, и на книги смотреть не хочется, а старица все не зовет. Так и мучаешься до следующего откровения помыслов, как с этим справиться?
Ответ. Тут можно впасть крайность. Если бы некоторых сестер старица принимала чаще, то они бы вообще ничем больше не занимались в монастыре, кроме откровения помыслов: утром приходили бы и рассказывали их до вечера, только с перерывом на завтрак, обед, полдник и ужин, от которых невозможно отказаться; а потом вечером спать шли. Нельзя до такой нелепости доходить. Конечно, откровение помыслов нужно, но это превращается у нас в какую-то страсть: поговорить охота, рассказать, чтобы пожалели тебя, – вот и все. Никому просто не хочется напрягаться, что-то делать самому, а только – чтобы все за тебя потрудились. Нужно во время брани учиться усиленно молиться, а не надеяться только на то, что старица все вопросы разрешит. И так каждый день. Старица учит еще и молиться, а вы не хотите: всё вы принимаете, кроме того, что является самым существенным.
Вопрос: То, о чем Вы говорите, что нужно молиться, кажется понятным до тех пор, пока не доходит до дела – тогда это оказывается очень сложным. Например, нужно выполнять дневное или вечернее правило, приступаешь – и вдруг появляются срочные дела или так хочется спать, что готова положить книгу под подушку и лечь; если поддашься этому, то после оказывается, что совесть омрачена, и унываешь. Если же нет подобных искушений, то молишься легко, читаешь с желанием и ревностью, но именно в тот момент, когда нападает уныние, не хочется трудиться в духовном и засыпаешь. Как все же заставить себя выполнять положенное?
Ответ. Заставлять себя и все. Нужно не поддаваться чувствам, которые кажутся нам исходящими из здравого смысла, а приучить себя исполнять правило все до конца обязательно: нравится или не нравится, хочется ли спать, плохо ли себя чувствуешь, внимательно ли молишься или рассеянно. И постепенно от этого постоянства придет привычка все исполнять, а потом добросовестность перейдет и в качество: во внимание, ревность, покаяние и другие духовные чувства и ощущения, которые должны быть при молитве.
Вопрос: Как быть в тех случаях, когда старица говорит, что нужно причащаться, а ты чувствуешь, что не готова, так как в душе какая-то рассеянность?
Ответ. Если никаких особенных препятствий нет, значит, нужно причащаться, а иначе будешь еще более рассеянной. Бывает, что человек и к Причастию не готов, и какая-то рассеянность, и смущение в нем, а причастился – глядишь и рассеянности нет, и на душе хорошо.
Вопрос: Я общалась с людьми, которые говорили, что нужно, если не причащаешься, уходить с Литургии верных или лучше вообще не ходить, – и уходила. От этого было смущение и пустота, тогда я тайком от этих «руководителей» стала оставаться в храме. Правильно ли это? Это приносило утешение, и я была спокойна.
Ответ. Правильно. Так учат «кочетковцы», которые находятся под сильнейшим влиянием Шмемана. Для них Шмеман важнее, чем святые отцы, а святые отцы – «прошедший этап». Все равно на службе благодатно, даже если и не причащаешься, в особенности на Литургии. Конечно, лучше причащаться, но мало ли какие обстоятельства бывают. Я когда был совсем молодым и о молитве Иисусовой, может быть, только слышал, но не занимался ею, то время часто проводил праздно: много разговаривал, по гостям ходил и соответственно чувствовал сильное опустошение в душе: мне как будто чего-то не хватало. И я придумал себе такое занятие – по утрам ходить в церковь недалеко от дома. Там людей по будням мало было, может быть, трое-пятеро человек стояли. Я становился за колонну, молился, пока Литургия шла, и уходил. Я даже и молиться толком не умел, можно сказать, просто стоял и слушал, а в голове кавардак, всякие мысли, суета – я и половины не слышал, но когда уходил из церкви, все равно чувствовал, что на душе у меня как-то чище и легче, хотя это была самая обыкновенная приходская церковь, где служили обыкновенные священники, никакие не подвижники, и пели самым скромным образом. Нельзя так примитивно рассуждать: либо причащаться, либо уходить.
Вопрос: Когда одолевают помыслы уныния, то хотя и стараешься усиленно молиться, но одновременно все же сочувствуешь этим помыслам. Отчего это происходит?
Ответ. Страсть сильно действует, поэтому одновременно и молишься, и сочувствуешь помыслам. Так бывает не только с помыслами уныния, но и с любыми другими. Я уже говорил, что внимание наше как бы обольщается, притягивается каким-нибудь греховным помыслом, уныния ли, блуда или гнева, и хотя мы противимся ему при помощи молитвы, но, однако же, и как бы озираемся на него. Если бы в нас было мужество изо всех сил отвратить умственный взор от этого вожделения и устремить его в молитву, то, во-первых, отъятие внимания от помысла ослабило бы его и он бы зачах, а во-вторых, усиленная молитва, милость и благодать Божия, действующая через молитву, его в нас бы истребили. А поскольку мы услаждаемся помыслом и не хотим мужественно отвратить от него свой умственный взор, то получается, что мы одновременно и молимся, и оскверняемся грехом уныния или каким-либо другим.
Вопрос: Как лучше сохранить внимание и собранность, если по послушанию приходится суетиться перед службой и после нее?
Ответ. Конечно же, читать Иисусову молитву и не отвлекаться ни на что постороннее. Часто на послушании под предлогом необходимых занятий мы делаем то, что на самом деле не нужно: скажем лишнее, поддадимся действию какой-нибудь страсти, например раздражения, осуждения или ропота. Из-за этих грехов, а не из-за старания исполнить послушание и возникает так называемая рассеянность. Рассеянность – это состояние, когда человек предается, но в малой степени, своим обычным страстям и отвлекается на многие соблазнительные помыслы одновременно. То есть действует здесь та же самая страстность. Если мы будем стараться ничего кроме необходимого не делать и при этом молиться, тогда у нас не будет рассеянности и сохранится внимание. Я не говорю, что это легко, но если мы не будем понуждать себя, то никогда не достигнем правильного душевного состояния.
Вопрос: Как можно определить, поступаешь ли ты по любви к ближнему или по человекоугодию?
Ответ. Часто бывает трудно определить, но когда мы потакаем страстям человека, то действуем, конечно, по человекоугодию. Например, если к нам кто-то обращается с пустыми разговорами, нам лучше промолчать, хотя тому человеку это будет и неприятно. Но если он спрашивает о чем-то по делу, или просит о помощи, или ищет поддержки в тяжелой ситуации, может быть даже душевной, а ты имеешь право и знаешь, чтó сказать, то, ответив, ты проявишь любовь к ближнему.
Вопрос: Я стараюсь выполнять послушание в киоске как можно лучше и в результате очень погружаюсь в многозаботливость, и огорчаюсь, и даже гневаюсь, что плохо идет дело, как мне быть?
Ответ. Конечно, мы должны старательно работать на послушании, каким бы оно ни было, но при этом нужно и на волю Божию полагаться, а не думать, что только от нашего умишка торговля, например, пойдет. Тебе кажется, что ты что-то великое и важное делаешь, тогда как, во-первых, нужно смиряться, укорять себя, например так: «Сижу, как торгующий в храме, меня надо бы гнать бичом» или «Я такая-сякая, как мытарь на мытнице», – если будешь смиряться, тебе будет легче; а во-вторых, нужно положиться, как я уже сказал, на волю Божию и думать: как Богу угодно, так пусть и будет. Конечно, мы стараемся, но лишь до какой-то степени, ведь все зависит не только от нас, а как Господь устроит. Ты молись изо всех сил – и дело пойдет, и народ будет, и ты удивишься: откуда столько народу, ведь мы не успеваем, давайте быстрее товар подносите, – и будешь уже молиться о другом. Отец Андрей мне говорил так: «Молись – и тебе все принесут, и пареное, и жареное». Так и есть. Нам нужно смиряться, молиться и предаваться воле Божьей. А просить нужно о том, чтобы Господь все дела устроил, и не столько на свой разум надеяться, сколько на помощь Божию.
Вопрос: Святые отцы наставляют, что во время трапезы нужно думать о смерти. Как это возможно и зачем?
Ответ. Действительно, нужно понуждать себя думать о смерти тому, у кого это получается. Вообще память смерти – великая добродетель. Святые отцы говорили, что она нам нужна как хлеб, и приобрести ее можно с большим трудом. Но святитель Игнатий пишет, что память смерти приходит от молитвы Иисусовой сама собой. Если мы будем во время трапезы стараться молиться и вообще всегда будем усердно молиться, то придут к нам все добродетели: и терпение скорбей, и смирение, и память смертная – все придет. А если мы будем просто изобретать ее от своего ума, то она будет в лучшем случае непрочной или кажущейся, эфемерной.
Вопрос: Можно ли заниматься голоданием для оздоровления и для исцеления? И второе: в книжках по голоданию пишется, что само голодание очень хорошо влияет на ум, память и мышление. Возможно ли это и полезно ли для духовной жизни?
Ответ. Я, конечно, в голодании не разбираюсь, но слышал, что длительное голодание вредно. Американские диетологи считают, что самым полезным является перемена время от времени мясной пищи, скоромной, как мы говорим, на растительную, то есть тот образ питания, которого православные христиане придерживаются уже давно и без американских диетологов. Полезными в наше время диетологи признают кратковременные голодания: один день или несколько; но каким бы ни было голодание – многодневным или однодневным, не думаю, чтобы оно или вообще какая-либо диета, употребляемая для оздоровления, приносили пользу в духовной жизни. Здоровье – это одно, а духовное состояние человека – совсем другое. Все, что делается для здоровья, благотворно действует на тело, но то, что полезно телу, совсем не обязательно полезно и душе. Святитель Игнатий (Брянчанинов), вслед за другими святыми отцами, говорит, что есть четыре вещи, которые сами по себе безгрешны, но служат поводом для греха: женщины, деньги, вино и здоровье. То есть здоровье относится к тем вещам, которые сами по себе безвредны, но могут служить поводом для греха, что мы и видим. Когда у человека избыток здоровья, он часто искушается, допустим, плотскими страстями. Больному человеку легче бороться с собой, поэтому подвиг христианский имеет в виду ослабление здоровья до некоторой степени, чтобы избавиться от избытка сил и таким образом уметь справляться со своим телом. Голодание же ставит своей целью возвращение утерянного здоровья, и потому эти две вещи я считаю несовместимыми.
Вопрос: Вы говорили, что не одобрите того, кто захочет идти путем юродивых. Почему?
Ответ. Потому что тот, у кого есть такое желание, уже юродивый, так как это безумие и гибель. Юродство – подвиг, который предполагает в человеке всю совокупность добродетелей. Юродивый – и чрезвычайно строгий постник, и подвижник, и молитвенник, и человек, терпящий осмеяние, поэтому он должен иметь необыкновенное смирение. Это совокупность всех подвигов и, может быть, самый тяжелый из подвигов. На это нужно иметь особенное благословение Божие, а то сначала можно стать юродивым Христа ради, а потом просто юродивым, то есть безумным, или, попросту говоря, сумасшедшим. Поэтому браться за такой высочайший подвиг немощному человеку, не находящему в себе сил исполнить обыкновенные вещи, конечно, нелепо. Иоанн Кущник, память которого мы сегодня празднуем, был фактически юродивым. Находясь у себя дома, он скрывал свое родство с родителями. Перед этим прожив некоторое время в монастыре, он достиг такого преуспеяния, что взял на себя исключительный, особенно мучительный подвиг: стал жить в униженном состоянии возле тех людей, которые любили его и плакали о нем, и таким образом изнурял себя необыкновенным смирением. Благодаря этому подвигу он и сподобился великой благодати.
Вопрос: Я читала, что благодать сначала дается, а потом отнимается, и мы должны снова привлечь ее к себе. Всегда ли Господь отнимает ее так или это происходит и как наказание?
Ответ. Бывает как наказание, бывает и окончательное лишение благодати за полную нераскаянность человека, бывает, что благодать оставляет и с некоей обучительной целью, за какую-то невнимательность, нерадение или умственное прегрешение, и человек становится более внимательным и строгим к себе – таким образом благодать учит его добродетели. Когда мы не молимся непрестанно, когда мы не чувствуем в душе своей никакой благодати, тогда очень трудно, почти невозможно подвизаться: человек не имеет в себе никакого критерия, никакого практического, ощутимого, явного мотива, чтобы бороться с собой, чтобы совершенствоваться, потому что он пустой – хоть нагрешит, хоть добро сделает, все равно у него в душе пусто. Поэтому он не чувствует ни потребности в совершении добродетели, ни лишения, если согрешит. Об учительном действии благодати особенно хорошо рассуждает Исихий Иерусалимский. Но это обучительное действие бывает именно тогда, когда человек занимается непрестанной молитвой, а иначе он просто не уследит, чтó происходит в его душе. Некоторые люди имеют настолько туманное представление об этом, что, как говорит святитель Игнатий, благодатью считают действие разных страстей – допустим, тщеславия, гордости. Когда такие люди что-нибудь сделают и в душе у них возникает оживление в связи с тем, что они представляют, как их за это будут хвалить, как они прославятся, то им кажется, что это оживление и есть благодать, – настолько люди бывают неопытны. То есть без Иисусовой молитвы такое обучительное оставление благодати просто невозможно. Человек, не занимающийся Иисусовой молитвой, ничего о своей внутренней жизни не знает и то, что читает у святых отцов, не понимает, – все это для него просто китайская грамота. Если он и пытается толковать, цитировать, объяснять какие-то святоотеческие изречения, то делает это произвольно и совершенно нелепо. Он с таким же успехом мог пересказывать романы Достоевского или повести Марка Твена, и этот пересказ имел бы такое же отношение к святым отцам, как и его мнимое толкование, потому что он не имеет опыта общения с благодатью. А это внутренне переживаемое общение возможно только при упражнении в непрестанной молитве, при занятии умным деланием; хотя даже и при нем не всегда, так как, к сожалению, бывают люди, занимающиеся нерадиво и Иисусовой молитвой.
Вопрос: Если плачешь, раскаиваешься после падения, совершенного делом или помыслом, как можно узнать, простил ли Бог мое падение, и как долго нужно молиться о помиловании? Можно ли внутренне понять, что Господь простил?
Ответ. Если в душе человека водворился некоторый мир, значит, Господь простил ему. А полное прощение бывает тогда, когда человек в этот грех уже не впадает, – так рассуждают святые отцы. Вот, допустим, если кто постоянно побеждался чревоугодием, о прощении будет свидетельствовать то, что человек больше им не побеждается, то есть уже свободен от этой страсти или по крайней мере не совершает греха на деле. Так же можно сказать о других страстях, например о гневе.
Вопрос: Бывает, начинаешь молиться против какого-нибудь греховного помысла и то и дело во время молитвы проверяешь себя, беспокоит ли он по-прежнему, и находишь, что да, еще соблазняешься. Как правильно поступать, если я, например, нахожусь на послушании и не могу пойти делать поклоны или молиться против помыслов в уединении, а уже увлеклась ими настолько, что готова исполнить страсть на деле?
Ответ. Во-первых, проверять себя, действует ли греховный помысел или уже отошел, нельзя. Потому что, проверяя так, ты ищешь его, привлекаешь к нему свое внимание и таким образом его оживляешь. Если ты про этот помысел уже не помнишь, так зачем тебе проверять, есть он или нет, – ведь его уже нет. Наоборот, надо стараться забыть его так, будто и этого помысла, и вообще этой страсти нет. Если беспокоят тебя, например, блудные помыслы, нужно не только не обращаться к ним умом, постоянно проверяя, есть ли они, – если они будут в тебе, ты и без проверки их заметишь, – а постоянно отвращаться от них, как будто беспокоящего нас предмета вообще не существует. Так же в отношении и других страстей, гнева например. Конечно, бывает у некоторых людей такое увлечение страстью, что они и кричат, и краснеют, и бледнеют от злости, а им кажется, что у них этой страсти нет. Сказанное мною относится не к таким людям: мы говорим о человеке, в котором время от времени возникает какой-либо греховный помысел, а не о том, кто постоянно предан какой-то страсти. Есть, например, люди своевольные настолько, что всегда и во всем, в мелочах и в крупном, творят свою волю, всегда настоят на своем, а если им потом сделаешь замечание, оказывается, что они этого не помнят, ведь им кажется, что все было правильно, – они своеволия своего не замечают. Так же и другим страстям человек может быть предан настолько, что их не замечает: допустим, настолько подвержен чревоугодию, что у него не возникает и вопроса о том, нужно ли ему воздерживаться или нет, борется он с собой или не борется, – он просто ест сколько хочет и когда хочет, думая, что все нормально. Не о таких людях сейчас у нас речь. Тому же, кто борется с греховным помыслом, не нужно его искать, а, наоборот, необходимо отвратиться от него и дать ему возможность «увянуть». Что касается поклонов, то не всегда возможно их делать. Если все будут при появлении греховных помыслов уходить с послушания и делать поклоны, то в кельях не хватит места, потому что все всё бросят и примутся за поклоны, а потом придут в трапезную и спросят: «Что кушать?» А там нет ничего: «Во-первых, вы не заработали, а во-вторых, готовить было некому – все поклоны делали, боролись со страстями. Так что идите опять делайте поклоны, потому что никто ничего не успел».
Вопрос: Можно ли, когда я готова уже согрешить на деле, напоминать себе о том, что я сгнию, или думать, что попаду в ад, если буду грешить, или нужно только молиться и стараться не иметь никакого помысла?
Ответ. Можно и так, ведь святые отцы предлагают два способа борьбы со страстью: во-первых, при помощи молитвы, а во-вторых – внушать себе добрые мысли, противоположные греховным. Допустим, хочется тебе поесть, а ты помышляешь о том, что сгниешь, или представляешь (извините за такую грубость, но это не я выдумал), во что эта пища скоро превратится. Может, и аппетит пропадет. Правда, есть люди, которым все равно, что думать и как думать, лишь бы есть и все. И вообще, страсть иногда так сильно действует, что добрая мысль не помогает, тут нужна только усиленная молитва.
Вопрос: В беседе о нерадении Вы говорили, что есть три вида брани: от нерадения, от гордости и от зависти бесовской. Не могли бы Вы рассказать подробней о брани от гордости? Есть ли от нее польза?
Ответ. Польза от нее в том, что человек в конце концов смирится, если правильно себя поведет. У человека от гордости бывает сильнейшая брань, он, конечно, падает, потому что благодать Божия за гордыню его оставляет, и только от своего падения он и смиряется – вот польза от брани. Падение может быть какое угодно: в смертный грех, в какое-то унизительное душевное состояние, для него самого унизительное, возможно не видимое другим, и таким образом, говорит преподобный Иоанн Лествичник, некоторые смиряются от гордости. К сожалению, Промысел Божий иногда попускает нам и такое состояние, чтобы мы от гордости окончательно не погибли.
Вопрос: Расскажите немного о мужестве в молитве.
Ответ. Мужество именно для человека усердно молящегося состоит в том, чтобы сохранять стойкость, когда нападают демоны, внушают ему разнообразные помыслы и отвлекают от молитвы: иногда смущают его нечистыми мыслями, чтобы отвлечь сладострастием от Божественной сладости, иногда гневом, чтобы лишить его благодати, или осуждением и прочее. Кроме того, необходимо мужество и в самом внимании, потому что трудно преодолеть собственное естество и нужно чрезвычайное усилие, чтобы понуждать себя постоянно к вниманию при молитве. А иногда бывает, что человек как бы переступает некоторую грань и испытывает страх просто от самого приближения к Богу – душа его будто сжимается, ему хочется прийти в прежнее спокойное, «аморфное» состояние, потому что новое положение слишком ко многому его обязывает. И человек отступает, не делает мужественный шаг вперед. Иногда демоны, когда человек приближается к возвышенному духовному состоянию, к внимательной молитве, начинают устрашать его, что он лишится рассудка и прочее. Здесь также необходимо мужество. Но, конечно, при молитве оно должно соединяться с благоразумием, а не доходить до совершенного безрассудства: человек при возникновении у него помысла по зависти бесовской, не должен относиться к нему совершенно беспечно, а иначе дело может дойти и до падения. Мужество, соединенное с благоразумием, потребует от человека соответствующих мер по отношению к трудностям, которые у него возникают. В особенности же при сосредоточении, если мы будем вести себя неблагоразумно, то можем вместо настоящей, внимательной молитвы обрести какую-нибудь прелесть или сумасшествие.
Вопрос: Могут ли в будущей жизни увидеть Бога те, коим в этой жизни не была дарована сердечная чистота?
Ответ. Я думаю, конечно, увидят, но, возможно, не будут столь близки к Нему, как преуспевшие. Хотя, опираясь на рассуждения святых отцов и основываясь на притче Спасителя, в которой те, кто пришел в первом часу, и те, кто в одиннадцатом, каждый получили по динарию, архимандрит Софроний (Сахаров) высказывает мысль, что в будущей жизни все – и мало преуспевшие, и высоко преуспевшие – получат полноту общения с Богом и будут в равном состоянии. Приводя и предыдущее мнение, что каждый получит в будущей жизни награду соразмерно своему преуспеянию, он высказывает и эту мысль и сам, видимо, придерживался именно ее. Я, конечно, не являюсь ни духоносным подвижником, ни достаточно начитанным по этому вопросу в писаниях святых отцов человеком, поэтому не могу сказать, какая точка зрения имеет больше прав на существование.
Вопрос: Но архимандрит Софроний (Сахаров) говорит, что все равно это произойдет только после очищения. И очищением таким являются для человека болезни и даже ад.
Ответ. Все хоть сколько-то каются на исповеди, но не с таким самоотвержением, как каялся и подвизался Арсений Великий, значит, не все одинаково очищаются. А если человек будет в аду, то как он там будет очищаться? Одно дело, когда мы молимся за умерших и можем облегчить им страдания и даже совсем их освободить, а другое дело – уповать на то, что все грешники будут помилованы. Это мнение святителя Григория Нисского. Он в какой-то степени воспринял учение Оригена, хотя и полемизировал с ним по некоторым вопросам. А Ориген учил, что наступит «всеобщее восстановление», под которым подразумевал, что все существа – и люди, и демоны – вернутся в свое прежнее блаженное состояние, так как все они были когда-то блаженными. И даже считал, что они будут иметь совершенную форму, а поскольку совершенная форма, по античной философии, – сферическая, то все мы будем «блаженными шарами» где-то возле Бога. А Григорий Нисский спорил с такими его идеями, как и с учением о перевоплощении душ; но в то же время соглашался, что когда-нибудь наступит время, когда все грешники будут прощены – либо за достойное прохождение испытаний в этой жизни, либо, может быть, через мучения в будущей. Церковь такую точку зрения не приняла, более того – осуждает ее. Это считается одной из крупнейших богословских ошибок святителя Григория.
Вопрос: Почему часто не получается, несмотря на все усилия, увидеть самое начало помысла, то есть прилог?
Ответ. Потому что это, конечно же, дар Божий, хотя он и приходит через понуждение, то есть, с одной стороны, необходимо понуждение себя, а с другой – содействие благодати, тогда образуется своего рода благодатный навык и человек научается владеть собой и замечать помыслы. Но даже если кто-либо, не заметив прилога, заметил уже помысел, когда поддался ему до некоторой степени, то ничто не мешает ему все-таки бороться с ним и победить его, хотя это, может быть, и труднее. А чтобы замечать прилоги, нужен значительный опыт и некоторое преуспеяние.
Вопрос: Что делать, если наказывают ошибочно?
Ответ. Пусть даже тебя накажут и ошибочно, все равно в конечном счете правильно и полезно. Если бы ты искала пользы для своей души, то не стала бы оправдываться и в тех случаях, когда тебя наказали правильно, и в тех, когда наказали ошибочно, даже наоборот – радовалась бы этому. Потому что Евангелие не учит нас справедливости, но учит нас смирению. А если будешь все время оправдываться, в результате ты же и потеряешь: останешься с пустой душой, ничего не приобретешь, только будешь права; а смиренный будет неправ, зато благодать Божию получит, Господь будет с ним. Многие начинают оправдываться, справедливости искать, возмущаться, плакать и прочее. К чему это все? Нужно слушаться и, правильно или неправильно наказывают, смиряться. Можно искать справедливости только в том случае, когда неправильное замечание вредит делу, допустим, пению на клиросе. Тогда нужно отстоять правду ради пользы дела, но ни в коем случае не делать этого ради одной своей защиты.
Вопрос: По апостольским канонам женщине запрещается находиться в алтаре во время Евхаристии, а святитель Нектарий благословлял двух сестер монастыря выполнять обязанности его иподиаконов. И Серафим Саровский строго заповедовал сестрам, чтобы пономарскую должность исполняли только они сами.
Ответ. Нет, в женских монастырях обычно пономарят сестры. Есть правило, которое говорит, что монахиням разрешается входить в алтарь, чтобы следить за чистотой и зажигать лампады. Запрещено же входить в алтарь не женщинам, а вообще всем мирянам, будь то женщина или мужчина, но сложился обычай, что мужчинам заходить все же можно, хоть бы они были и непосвященные, а женщинам категорически нельзя, прежде всего потому, что у них бывают определенные физиологические состояния. Хотя в древности существовало служение диаконисс. Они прислуживали при совершении некоторых таинств, в особенности при крещении женщин. И рукополагались они возле престола: если священник рукополагается стоя на двух коленах, что означает, что он имеет полноту благодати, диаконы на одном – в знак меньшей благодати, то диаконисса рукополагалась стоя на ногах, но тоже у престола. Она, правда, не участвовала в богослужении и в совершении таинств так, как участвуют диаконы в Литургии. Потом институт этот был отменен, но Великая княгиня Елизавета Федоровна пыталась его восстановить. Это пример того, что женщины могли входить в алтарь и что это не было категорически запрещено. Другое дело, что возраст диаконисс ограничивался сначала шестьюдесятью годами, потом возрастной «ценз» был снижен до сорока, а в более позднее время возникло правило, как я уже говорил, что в алтарь имеет право входить и монахиня.
Схиигумен Авраам Рейдман
О посте и воздержании
28 января 2001 г.
Ново-Тихвинский женский монастырь
