86Слово в неделю пятой недели Великого поста
Шестую уже седмицу поста начинаем, братие мои! Так течет время! - Пост столь же мало может удержать быстроту его, как и празднества самые светлые. А иные из нас еще скучают продолжительностью времени, и не знают, на что употребить его: до того может простираться в человеке забвение цели бытия своего! Кто помнит, для чего дана ему жизнь, и что потребуется от него за гробом, тот никогда не будет тяготиться продолжительностью времени: тому каждый час дорог; ибо он знает, что должен действовать и трудиться для вечности. Узнает это и каждый; но когда? На ложе смертном; тут самый рассеянный чувствует, наконец, цену времени; видит, как кратка земная жизнь; желал бы продолжить ее; готов отдать за то все прочее: но час смерти неотвратим - и несчастный миролюбец восхищается навсегда с того поприща, которое дается только единожды и, погубленное, никогда не возвратится. Можете представить, братие мои, что ожидает таковых людей в вечности! Для предупреждения этого-то несчастья Святая Церковь непрестанно оглашает слух наш всеми гласами пророков и апостолов, чтобы пробудить нас от усыпления и бесчувствия душевного. Для этой-то цели и мы, братие мои, возвышаем нередко пред вами слабый голос свой. Может быть, -думаем мы, исходя пред вас с словом жизни и спасения, - может быть, в нынешнем собрании есть душа, которая услышт его в первый раз, и не только услышит, но и обратит его в дело своего спасения: может быть, какой-либо грешник, вняв из уст наших гласу милосердия Божия, придет в чувство, остановится на пути к аду, и Господь отпустит нам за это хотя некую часть собственных наших прегрешений. Ибо не напрасно сказано: обративши грешника от заблуждения... его спасет душу от смерти, и покрыет множество грехов [1]. Имея в виду это, и вы, братие мои, не оставляйте содействовать нам не только вашим вниманием, но и вашими молитвами о нас: ибо, если мы, при нашей слабости духовной, можем чем-либо быть полезны для вас, то единственно верностью благодати Господней, избравшей нас в служение вашему спасению.
Настоящий день воскресный, как заметили мы в одном из прежних собеседований наших, посвящен Церковью, между прочим, ублажению памяти преподобной Марии Египетской. И подлинно, если когда воспоминание о этой дивной жене благовременно, то в настоящие дни поста и покаяния: ибо ничто так не может послужить и в поучение и в утешение для грешников, как ее жизнь и подвиги. Известно, что наиболее смущает грешника в то время, когда он начинает приходить в раскаяние. Смущает, во-первых, мысль о тяжести своих грехопадений; во-вторых, чувство пагубной привычки ко греху и трудности сражаться с нею. Но вот грешница, каких самый грехолюбивый мир видит у себя немного и всегда сопровождает презрением, вдруг разрывает все узы греха, на ней лежавшие, начинает жизнь святую и подвижническую, удостаивается чрезвычайных даров благодати Божией и восходит путем покаяния на такую высоту духа, что становится подобною Ангелам безплотным. Кто после этого может отчаиваться в своем спасении?
Чтобы образ покаяния Марии живее запечатлелся в нашей душе, для этого повторим, братие мои, кратко всю жизнь преподобной, как она изложена для нас святым Софронием, патриархом Иерусалимским.
Рожденная в Египте, Мария с юных лет имела несчастье впасть в бездну плотской нечистоты. Поводом к этому была ее особенная красота телесная - этот дар Божий, останок райского благолепия природы нашей, но который теперь редко не обращается в первый повод к греху. Разврат начался с того, с чего наиболее начинается он в летах юных, - с неповиновения своим родителям, дошедшего до того, что скоро оставлен навсегда дом родительский. После этого, нечего было уже ожидать от пятнадцатилетней девицы, кроме греха и соблазнов. И Мария, падая ниже и ниже по лествице разврата, скоро явилась на самой последней ступени. Все, что страсти и диавол могут сделать из человека, все то было сделано из несчастной. И в таком ужасном состоянии проведено около семнадцати лет. - Казалось, не было уже никакой надежды на исправление.
Но Тот, Кто оставляет девяносто девять овец и ищет одной заблудшей, Тот не оставил и теперь несчастную грешницу, и премудростью Своею обратил ко спасению ее то самое, что казалось верхом погибели. Ловя все возможные случаи на удовлетворение своей страсти, Мария заметила, что один корабль, наполненный юными людьми, отправляется в Иерусалим для поклонения Кресту Христову. Диавол тотчас вложил в сердце мысль употребить этот случай для своей страсти; - и вот злополучная плывет в Иерусалим, скверня море своими делами, как прежде сквернила землю. Ни взор на святый град, ни вид Голгофы и гроба Господня не могли остановить навыка ко греху; Мария и в Иерусалиме продолжает губить себя и других. Но это было уже последней жертвой аду.
Когда наступил день торжественного поклонения Кресту Христову, Мария вместе с другими пожелала войти в храм, но сколько ни приближалась к вратам его, каждый раз уносилась волнением толпы народной. Сначала это казалось делом случая и возбуждало новые усилия протесниться вместе с другими в церковь: но когда, с одной стороны, все усилия остались тщетными, а с другой - заметно стало, что этот неуспех преследует из всех только ее одну; то в Марии пробудилась наконец совесть: как молния проникла все существо ее мысль, что не люди, а перст Божий и грехи ее отревают ее от Святыни. В сокрушении сердца, Мария подъемлет очи горе и видит пред собой на стене церковной святую икону Богоматери. Это было для нее как бы явление с неба. "Мати Божия, - восклицает со слезами грешница, - я знаю всю мою нечистоту; ведаю, что за тяжкие грехи мои мне место не в храме, а в аде, но призри, Всеблагая, на мое покаяние, и буди моею Ходатаицею и Споручницею пред Богом, Сыном Твоим: отселе вся жизнь моя будет принадлежать Ему и Тебе!"
После этой молитвы Мария опять стремится ко вратам церковным; и несмотря на прежние, еще большие толпы народа, входит невозбранно во храм и совершает поклонение Кресту Христову. Видимая милость эта преисполняет душу ее новым умилением и благодарностью к Богу. Возвратившись ко вратам церковным, она снова повергается пред иконою Богоматери; снова произносит обет чистоты и покаяния; вторично избирает Ее Споручницею спасения: - и прияв свыше вразумление идти за Иордан в пустыню, - оставляет навсегда мир и все человеческое.
Я говорю: и все человеческое; ибо Мария, заключившись в пустыне Иорданской, не только попрала всю прежнюю роскошь и изнеженность, не только отвергла удовлетворение самым необходимым потребностям плоти и крови; но вознеслась, можно сказать, над самою природою человеческою. Во все время ее пребывания в пустыне у нее не было ни крова, ни одежды, ни пищи. Трех малых хлебов, взятых ею из Иерусалима, стало ей - на сколько бы вы думали? На шестнадцать лет! Потом пищею для нее служило не столько зелье пустынное, сколько молитва и благодать Божия. И среди таких подвигов проведено четыредесять седмь лет! Можете представить себе, братие, чего стоила такая жизнь телу, привыкшему к неге и чувственности!
Послушаем, как сама преподобная повествовала об этом святому старцу Зосиме. «Рече же Зосима к преподобней: "Колико есть лет, о госпоже моя, отнележе водворилася еси в пустыне сей?" Она же отвеща: "Мню яко четыредесять и седмь лет, отнележе изыдох от святого града". Зосима же рече к ней: "Что обретаеши в пищу себе, госпоже моя?" Она же рече: "Полтретья убо хлеба принесох, прешедши Иордан, иже по мале изсохше окаменеша, их же по малу вкушающи, многа лета пребых". Зосима же рече: "Како же ли без воды пребыла еси толика лета; никоея же ли беды приемлющи от внезапного ослабения?" Отвеща же она: "Речи мя ныне вопросил еси, авво Зосимо, о ней же трепещу глаголати: аще бо воспомяну вся тыя напасти, яже пострадах, и помышления лютая, колико сотвориша ми беды: боюся да не теми же паки оскорблена буду. Веру ми ими, авво, шестнадесять (шестнадцать) лет сотворих в пустыне сей, яко со зверьми лютыми, с моими безумными похотьми борющися: егда бо начинах пищи вкушати, абие хотяшеся мы мяс и рыб, яже бяху во Египте, хотяшеся же ми и вина, любимого мною: много бо вина пиях, егда бех в мире; зде же не имуще ни воды вкусити, люте жаждою палима бех и бедне терпях. Бываше же ми и желание любострастных песней, зело возмущающее мя, и нудящее пети песни бесовские, ихже в мире навыкла бех: Абие же слезящи и с верою перси своя биющи, воспоминах обеты, яже бех сотворила, входящи в пустыню сию. Мыслью же идях ко иконе Пречистыя Богородицы, Испоручницы моея, и у Тоя плакахся, просящи отгнати помышления от мене, терзающие окаянную мою душу. Егда же довольно плакахся и в перси усердно биях: тогда свет видех, всюду осиявающ мя и тишина велика в бури место бываше ми. Како же тебе, авво, исповем помышления моя, поревавшия мя на грех? Яко огнь во окаяннем сердце моем разгарашеся и всю отвсюду мя опаляше, ко греху понуждая. Егда же таковое помышление прихождаше ми, повергах мя на землю, и слезы многи проливах, мнящи яко Сама Испоручница стоит и истязует мя, яко преступившу, и муку за преступление показующи. Не востаях же от земного повержения ночь и день, дондеже сладкий оный свет осияваше мя и помыслы, смущающи мя, отгоняше. Очи же мои к Испоручнице моей непрестанно возводях, просящи от Нея помощи; яко же и воистину Спомощницу Ту имех и к покаянию Споспешницу. И тако скончах семнадесят (семнадцать) лет, беды тьмами приемлющи: оттоле же до днешняго дня помощница моя Богородица во всем и на вся руководствует мя". Рече же Зосима к ней: "Не потребовала ли еси уже прочее пищи и одеяния?" Она же отвеща: "Хлебы убо оны скончавши, якоже рекох ти в седминадесяти летех, питахся былием, сущим в пустыне сей. Риза же, юже имех, прешедши Иордан, от ветхости истле. Многу же беду от зимы и от зноя пострадах, солнцем горящи и мразом омерзающи и трясущися. Тем же и многажды падши на земли, лежах аки бездушна и недвижима. Многажды же с различными напастьми и бедами боряхся. Оттоле убо и до днесь, сила Божия многообразная, грешную мою душу и тело унылое соблюде: помышляющи бо точию, от коликаго зла избави мя Господь, пищу неиждеваемую стяжах - упование спасения моего. Питаюся бо и покрываюся глаголом Божиим, содержащим всяческая. Ибо не о хлебе едином жив будет человек. И елицы не имяху покрова, в камение облекошася, елико их совлечеся греховного одеяния". Слышав же Зосима, яко и словеса от писания воспоминаемы, от Моисея же и пророк и от книг псаломских, рече к ней: "Псалмом же и иным книгам, о госпоже, училася ли еси?" Она же слышавши это осклабися, и рече к нему: "Веруй, человече, не видех иного человека, отнеле же Иордан преидох, кроме твоего лица днесь, и ниже зверя, не иного животного видех: книгам же никогда же учихся, ни иного чтущего или поющего слышах, но слово Божие живо и действенно то учит разуму человека. Ныне убо заклинаю тя воплощением слова Божия, молитися за мя блудницу".
После таких и столь долговременных подвигов не могло не последовать совершенного очищения души и тела, совершенного мира с Богом и совестью, совершенной победы над немощами природы человеческой, совершенного приближения к первобытному совершенству человека в состоянии невинности и содружеству с миром духовным и Божественным. И действительно, святой Зосима, которому предоставлена была Промыслом Божиим честь открыть преподобную подвижницу в пустыне и послужить ее погребению, застал ее уже не человеком, а ангелом. Мария облечена была еще плотью; но эта плоть походила более на дух, нежели на наше тело: она преходила немокренно Иордан; во время молитвы возносилась от земли на воздух; не могла вкушать почти ничего, кроме Тела и Крови Христовой. Для преподобной открыты были самые тайные движения сердца в Зосиме: она беседовала с ним из Священного Писания, из псалмов и пророчеств, никогда не читав Писания и вовсе не умея читать; знала все, что совершается в его монастыре; предрекла, что имеет совершиться в будущем. Самые звери пустынные благоговели пред лицом преподобной: в продолжение жизни ее не смели приближаться к ней; а по кончине вырыли для нее могилу и помогли немощному старцу предать ее святые мощи земле.
Судите теперь сами, братие мои, не благоприлично ли такая жизнь, как преподобной Марии, указывается Церковью всем грешникам среди настоящих дней поста и покаяния? Где яснее, как не в этой жизни, можно увидеть, что нет греха, побеждающего человеколюбие Божие, что нет бездны разврата, из которой, при помощи благодати Божией, нельзя было бы выйти путем веры и покаяния, что можно, и начав поздно, не только сравняться, но и упредить в совершенстве даже тех, которые работали в вертограде Господнем от первого часа?
Если бы, - помыслит кто-либо из грешников, - и мне было такое звание свыше, как Марии! А Марии, возлюбленный, какое было вначале особенное звание? Что она, за теснотою от народа, вместе с другими не могла войти в храм Иерусалимский? Ах, сколь многие из нас не обратили бы на это ни малейшего внимания, и спокойно, даже может быть с радостью, пошли бы домой! Совесть Марии сделала важным и решительным для нее это, если угодно так назвать, знамение. Будем внимательны к самим себе, - и мы в своей жизни найдем немало подобного, может быть еще более знаменательного, ибо можно сказать утвердительно, что нет ни единого из грешников, который не имел бы в своей жизни таких случаев, где благодать Божия видимо призывала его к покаянию; но наше непрестанное рассеяние и ожесточение во грехе делают для нас все это безплодным. Что бы ни среталось с нами подобного, у нас один суд: это случай! Как будто все, самые так называемые, случаи были не в деснице Господней! И как будто со стороны Спасителя нашего мог быть опущен без внимания какой-либо случай к спасению бедного грешника! Посему, когда бы и где бы ни пришла тебе мысль отстать от греха, бросить развратную жизнь: будь твердо уверен, что эта душеспасительная мысль прямо от Бога; ибо как бы иначе она и посетила твою мрачную душу, если бы не была послана свыше? Прими таковую мысль; последуй, куда она зовет тебя: оставь гибельный путь греха: и благость Божия, являющаяся и неищущим ее, тем более не замедлит явиться тебе, когда увидит, что ты начал искать своего спасения; озарит душу твою светом Лица Своего; укажет путь, которым должно тебе следовать; подкрепит тебя в немощи, утешит в скорби, вознаградит за все земные лишения и рассеет для тебя на узком и тернистом пути к Царствию столько залогов Своей любви, что ты, и страдая, будешь радоваться и не променяешь нового ужасного для миролюбцев состояния своего ни на какие блага в мире.
Что же мне делать, вняв призыванию свыше, - спросит иная душа грешная: - неужели, подобно Марии, оставить все и идти в пустыню? Сделать и это, если бы оказалось необходимым, ибо ты конечно отдал бы все для своего спасения, если бы у тебя разбойники отнимали жизнь телесную. А страсти, эти враги, злейшие всех разбойников, отнимают у тебя жизнь духовную, вечную, - и ты будешь рассчитывать, чем пожертвовать для ее спасения и что оставить? Так ли пекутся о своем спасении? Так ли ценишь ты свою душу, ее же недостоин весь мир? Но для большей части кающихся грешников нет необходимости оставлять совершенно мирское свое состояние. Вступив вдруг на столь высокую, крутую и скользкую лестницу, мы, по слабости стоп своих, не могли бы идти по ней безбедно. Посему, душа кающаяся, довольно будет для тебя на первый раз и той пустыни, которая откроется в самой тебе, коль скоро ты внесешь во внутренность твою свет слова Божия; довольно той пустыни, которую составил для тебя тот же мир, тебя окружающий и тебя ласкавший, коль скоро ты отвергнешься его внутренно. Путь Марии есть путь необыкновенный, почему она и достигла совершенства равноангельского: для нас, грешная душа, довольно будет, если мы перестанем походить ожесточением и нераскаянностью на злых духов, возвратим себе чистый образ человеческий, погубленный во грехах, и соделаемся достойными войти со временем, хотя последними, в то же блаженное Царствие Божие, где живут и блаженствуют души покаявшихся грешников. Аминь.
Слово в неделю пятой недели Великого поста
Святитель Иннокентий Херсонский
