6«Нас ежедневно накрывали всем, чем могли: градами, минами, мы понимали, что нужно выбираться. Последняя машина с ранеными была обстреляна, раненых добивали. 29-го [августа] мы выдвинулись в [село в Донецкой области] Многополье, там... начался сильный обстрел из всего, чего только можно. Танки лупили, пулеметы, у нас 35 машин сгорело за сорок минут с потерями, если не ошибаюсь, порядка 76 человек. Более четырех десятков человек были ранены, — вспоминает Виталий Фоменко. — На следующий день у нас начались переговоры с россиянами. У нас в плену было шесть [вражеских] танкистов и мы хотели их обменять на возможность выйти — не могли бросить наших тяжелораненых. Они сказали, что нет».
Переговоры с офицерами российских военных частей закончились обманом украинцев. «К нам подъехал БРДМ с россиянами, командир у них был с позывным Лиса. Он сказал, что нас вывезут в Россию и будут вести переговоры об обмене, а раненых отдадут сразу же на нашу [украинскую] сторону. Сначала мы не верили, потому что были уверены, что нас передадут в “ДНР”. Туда мы сдаваться не хотели — знали, что там над нами будут издеваться. Лиса дал “слово офицера”, что в “ДНР” нас не передадут. Слово офицера он не сдержал — нас все-таки сдали в плен “ДНР”. Хотя раненых действительно отпустили и через два дня они уже были в Мечниково [Областная клиническая больница имени Мечникова в Днепре]».
Тогда в плен попало 112 человек, которые сдались коллегиально, чтобы таким образом спасти раненых. Четыре месяца пробыли в плену с издевательствами и голодом, некоторых держали в плену до года.
«Как мы поняли, что с нами воюют именно россияне? Во-первых, это говор. Во-вторых, когда нас вели через поля в плен, мы видели, что все поле - в технике. Предупредительные ракеты выставлены — это уже не “ДНР”, а профессиональная армия. На одном таком поле на открытой местности насчитали 27 “саушек” [самоходная артиллерийская установка]. По этим полям нас тогда вели часа два», — продолжает рассказ Виталий Фоменко.
По его словам, в военных структурах Украины тоже было много предателей. «Когда мы взяли в плен [российских] танкистов, вот один лежал прямо возле меня, и я говорю: “А ну расскажи, как вы сюда попали”. Видно было, что ему страшно, он уже попался и не соврет. Он сказал: “Нас посадили в Ростове-на-Дону в поезд и сказали, что везут на учения, куда конкретно — не сообщили”. Думаю, они догадывались, конечно, потому что Крым уже, все-таки, был отжат. И тут этот танкист сказал мне: “Вашу колонну ждем уже три дня”. И тут я застыл. Когда мы будем выходить, откуда - никто этого не знал, а они, выходит, знали и ждали нас - у них уже была информация, они сидели в окопах в готовности расстрелять нашу колонну».
В плену контроль над украинскими военными держали бывшие представители местных милицейских структур, экс-СБУшники и “вертухаи” с зоны, которые перешли на сторону “ДНР”. «Они старались показывать, что никаких россиян и нет, что взяли нас они и контролируют они. Хотя бой же был с россиянами, у нас в плену были российские танкисты с документами. В сети можно найти видео, где пленные российские танкисты рассказывают, откуда они, из каких частей - флешку с этими записями наши парни проносили, зашив в трусы», — вспоминает Виталий Фоменко.
«В плену помогало то, что я сильно и много молился, и ребята тоже. У меня был молитвенник с собой, — отмечает боец. — Сейчас, когда приступы депрессии, помогают активные занятия. У нас в Днепре есть Лига АТО, играем в волейбол, бадминтон, я иногда помогаю волонтерам при днепропетровском военном госпитале».
После плена еще год и три месяца Виталий Фоменко отвоевал в Широкино — «это была месть за наших погибших ребят и издевательства над нами. Однако психологически войну тяжело выдерживать, ушел на дембель».
